Почему деньги от государства не доходят до крестьян

Урожай в этом году обещает быть хорошим. По прогнозу Минсельхоза, зерна соберём больше, чем в 2019-м, — 122 млн тонн. По картошке и овощам перспективы тоже хорошие.

АГРОНОВОСТИ.РФ

Но как этот урожай достаётся тем, кто трудится сейчас в полях? Что их беспокоит? О другой, не глянцевой стороне нашего АПК «АиФ» поговорил с к. э. н., доцентом аграрного госуниверситета им. Тимирязева и автором интернет-проекта «Сельский час» Игорем Абакумовым.

Земли агровузов опять отбирают

Татьяна Богданова, «АиФ»: Игорь Борисович, в 2016-м была громкая история: у Тимирязевки хотели отнять 100 га под новостройки, пока не вмешался президент. А теперь, говорят, начался новый этап захвата земель у аграрных вузов?

Игорь Абакумов: Сейчас отжимают земли у НИИ люпина в Брянской обл. Руководство института получило письмо из госкомпании, которая занимается жилищным строительством, с предложением добровольно отдать поля.

— Просветите, что такое люпин?

— Это классический заменитель сои. Наше животноводство нуждается в белковых кормах, но сою мы производим плохо, климат не тот, потому закупаем её в Южной Америке. Но она там вся генно-модицифированная. И до сих пор до конца не изучено, как ГМО-корма влияют на организм человека. Люпин — тот же высокобелковый боб, но без ГМО и великолепно растёт в наших условиях. Понятно, что транснациональная корпорация, которая занимается импортом сои в Россию и зарабатывает на этом, всячески противодействует внедрению люпина в наше сельское хозяйство.

А то, что опытные поля пытаются отобрать у учёных-селекционеров, это общая для всех аграрных вузов проблема. Когда-то они находились на окраинах, а теперь оказались вблизи городов, и их земля стала всем сильно нужна. Но корень проблемы как раз в том, что это не их земля, как, например, в Германии, где тракторы ездят по полям в Берлине и никто не смеет их оттуда убрать. У нас земля аграрных вузов принадлежит не вузам, а государству. И государство считает возможным иногда распорядиться ею иначе, наплевав на то, что на ней идут эксперименты, связанные с продовольственной безопасностью страны. Возьмите знаменитую «Немчиновку». Там разработали сорта пшеницы и ржи, которые полностью решили вопрос производства зерна в Нечерноземье, чего не было ни при царях, ни при большевиках. Но у института отняли земли и построили «Сколково», которое производит в основном финансовые скандалы.

Как баран на новые шинели

— Странно всё это. С одной стороны, в программу продбезопасности впервые включили отечественные семена, понимая зависимость нашего АПК от их импорта. С другой — есть нацпроект по строительству жилья. Только почему эти две государственные задачи борются друг с другом?

— Правая рука не знает, что делает левая. Но вопрос куда сложнее. У нас нет такого документа, как аграрная политика России. Вопросами сельского хозяйства и землёй занимаются 15 разных ведомств, каждое решает свои задачи. Приведу не очень свежий, но показательный пример. В начале 1990‑х тогдашний министр обороны Грачёв решил отказаться от серых шинелей и перейти на военную форму из синтетических материалов. Казалось бы, ну и что? Только никто не подумал, что 90% продукции шёрстных регионов страны — Тувы, Дальнего Востока, Дагестана, Чечни, Ингушетии — закупала армия. Это были шинели, куртки для флотских, папахи для генералов. И вдруг закупки прекратились. Представляете, что стало с овцеводством? Коллапс. Овец и баранов стали массово забивать, баранина на рынках стоила копейки. А это были стада высокопородной селекции, которые давали высококачественные тонкие шерстяные ткани. Я вот считаю (и никто меня не опроверг), что это была одна из причин чеченской войны. Работы у молодых пастухов не стало, они ушли в горы, а уж там вмешались политтехнологии. И потом тот же Грачёв, который лишил этих пастухов доходов, начал с ними воевать. Вот такие случаются каверзы в истории, когда отсутствует единая аграрная политика.

А что сегодня происходит с землёй? По данным госуниверситета землеустройства, у нас 80% госземель сельхозназначения не состоит на кадастровом учёте. Если бы они были учтены и за них платились налоги, это давало бы бюджету 1 трлн руб. в год. Как раз столько не хватает в ПФР, из-за чего началась пенсионная реформа. А эти деньги на земле валяются!

— Почему же не ставят на учёт?

— Этой землёй распоряжаются муниципальные органы власти. Её сдают в аренду мелким и крупным хозяйствам, но на 11 месяцев, чтобы не регистрировать договор и не платить налоги. Чаще вообще не оформляют никакие бумаги. А доходы идут или в карман, или на них ремонтируется местная школа. Но к чему приводит неучтённый урожай с неучтённых земель? Ежегодно объём «серого» зерна оценивается в 2–3 млн тонн, которые сильно давят на рыночные цены.

Штраф за навоз и сбор дождевой воды

— Вы как-то сказали, что Кущёвка может повториться. Есть факты?

— Кущёвка вскрыла криминальный нарыв, но земельная мафия не убита. Это не эмоции и не фигура речи. В феврале у кубанского фермера Николая Маслова, который отказался продавать свою землю, подожгли комбайн и два КамАЗа с полными баками горючего. Хорошо, соседи заметили и огонь успели погасить, иначе полстаницы сгорело бы. Позже нашли лёжку поджигателей в кустах — они ждали, когда семья в 10 часов вечера уйдёт спать. И через полчаса заполыхало. Это был чёткий заказ. А ещё к Маслову приходил человек и каялся, что ему поручили его убить. Это не трёп, не выдумки. Этот фермер готов выступать на любом уровне и называть фамилии.

— Этим летом вы реанимировали легендарную программу центрального ТВ «Сельский час». Только теперь она в интернете и репортёрами выступают сами фермеры. О чем они сообщают?

— Непростая ситуация у тех, кто выращивает подсолнечник. Маслоделы продавили пошлины на экспорт семечки. То есть аграриев вынуждают продавать свою семечку дёшево холдингам-маслоделам, чтобы те потом сами заработали на экспорте растительного масла. Справедливо? Нет. Ещё один пример нездоровой конкуренции — крупные холдинги при помощи своих лоббистских структур продавливают идею запретить разводить свиней в фермерских и личных хозяйствах. Пугают африканской чумой свиней. Но она может случиться и в крупных хозяйствах, а падёж и убытки там будут даже больше. Только дело тут ясное: ещё 5 лет назад половину всей свинины производили фермеры и ЛПХ, а холдингам такая конкуренция больше не нужна.

Ещё все аграрии воют из-за проверок. У нас сейчас 26 организаций имеют право прийти в любое хозяйство и выписать штраф. И все они теперь при форме — ветеринары, Росприроднадзор, Россельхознадзор, Гостехнадзор и др. Представьте, приходит к вам человек в погонах и говорит, что, раз ваши коровы какают, вы должны купить лицензию, чтобы коровы какали по лицензии. А чего вы смеётесь?

— Это смех сквозь слёзы.

— А лицензия для работы с навозом знаете сколько стоит? 800–900 тыс.! Для крупного хозяйства терпимо, для маленького — смерть. Потом вы ещё должны построить площадку для обработки навоза за несколько миллионов рублей, и заказать её надо в той компании, на которую укажут. Или вот ещё одну историю придумали: неправильно собирается дождевая вода. Для неё нужны танкеры-накопители, которые тоже заказываются в «своей» компании. Никто не называет это коррупцией. Но что это, если не коррупция?

— А если у хозяйства нет денег?

— Люди в форме вправе опечатать коровник прямо с коровами внутри. Им всё равно, что коровы хотят кушать, что их надо доить, что люди останутся без работы и другой в селе нет. Но есть другой вариант. Аграриям предлагают заплатить половину наличными, и на нарушения «закроют глаза». Помню, как один крупный алтайский агропроизводитель рассказывал, как к нему разом пришли аж 4 генерала. И на сейф поглядывают. Вызвал главбуха, спросил, сколько денег, и говорит: «Хорошо, я вам отдам месячную зарплату рабочих, но расскажу, что это вы взяли деньги». А там же все друг друга знают. Этих, с лампасами на брюках, как корова языком слизала, даже чаю не попили.

Но факт остаётся фактом. Большинство дотаций, которые государство выделяет сельскому хозяйству, через штрафы уходит в контролирующие организации. Крестьянам почти ничего не остаётся.

Добавить комментарий

Читайте также

Back to top button